С этими мыслями я направилась в гости к Константину. Старенький домик, чем-то напоминающий казенный барак в селе Смоленка. В нем и живет наш герой. За несколько метров до ворот слышен лай по меньшей мере пяти собак. Именно они и встречают меня на скромном приусадебном участке. На пороге уже ждет «бывалый». Он приглашает в дом, достает многочисленные бумаги и заветную справку об освобождении, и я начинаю наш разговор.
— Как Вы оказались в местах лишения свободы?
— На зону меня как будто тянуло с самого детства. Мой отец отбывал наказание и вернулся, когда мне было 7 лет. У нас дома постоянно были его друзья, которые рассказывали о воровском мире. Но это я сейчас, будучи взрослым дядькой, понимаю. А тогда мне исполнилось 15 лет, я впервые попробовал алкоголь. Вместе с другом купили, как сейчас помню, «Охоту» крепкую, литр. Нам не хватило, а с деньгами беда была, залезли в ларек да и украли бутылку. На зону тогда не попали, договорились родители наши с хозяином, ущерб возместили.
— Настоящий преступный мир коснулся Вас позже, за какое преступление Вы отбывали наказание?
—Тогда дело было страшное. Мне на тот момент было 20 лет, сейчас очень жалею, что стольким людям жизнь угробил. А было дело так. Мы снова выпивали с друзьями, отдыхали на квартире. Был с нами паренек, он любил по карманам лазить, за этим грязным делом я его и заметил. Позвал его на улицу, началась драка. Получилось так, что я его убил, а дальше, как и должно было быть, — СИЗО, суд, этап и зона.
— Что было с Вами в СИЗО?
— Честно, тогда мне казалось, что условия ужасные, камеры тесные. Да и из еды ничего примечательного. Спасали только передачи, мама тогда живая была, носила мне. Позже понял, что не на курорт приехал, да и стало все спокойно. Я не спорил, приговор не обжаловал, дали 8 лет.
— Где Вы оказались после следственного изолятора?
— Меня отправили на тюрьму, на пересылку. Там было самое интересное время, мы попали в тот момент, когда на пересылках были девушки. Мы там по тюремной дороге отправляли друг другу малявы — записки, по-простому. Общались, присылали им то чай, то сигареты. Контролеры, конечно, знали об этом, но глаза закрывали. А потом был этап.
— Что такое этап и куда Вас отправили?
— Этапировали меня в Томск. Ехал в «столыпине», специальные вагоны для заключенных. Переезд был жуткий, две-три минуты, чтобы забежать в поезд, мы друг друга сталкивали. В Томске тогда была колония не до конца «красная», зэки сами во многом власть имели. Телефоны передавали, связь была. Но в карантине я понял, что просто так мне здесь не отсидеться и тем более не отлежаться. Как у нас говорили, чем бы зэк ни занимался…
— Дни на зоне, по словам многих осужденных, похожи на своеобразный «день сурка», расскажите об одном дне вашего срока.
— Начну с самого утра. Подъем в 6:00, как сейчас помню, под Гимн Российской Федерации, включают его на весь отряд. Я вставал и сразу шел умываться, иначе не протолкнешься, потом в «локалку» покурить. Дальше была зарядка и завтрак. На завтрак обычно давали пресную кашу, это либо перловка была, либо ячневая, реже овес. После завтрака шел на работу в швейный цех. Я работал на раскройке. До обеда находился на работе, потом мы шли на обед. Здесь кормили вполне сносно, был либо суп, либо салат и гарнир, иногда была тушенка и обязательно стакан чая. Поели и снова отправлялись на «промку». После работы у нас был ужин, самый обыкновенный. И, наконец, вечерняя поверка — мы выстраивались, нас считали, проверяли карманы и отправляли в отряд. В 22:00 уже был отбой. Спал я там как младенец, уставали сильно.
— Говорят, в мужских зонах распространены некие «понятия», тюремные загадки, было ли у Вас что-то подобное?
— У нас колония была все-таки местами «черная». Конечно, понятия были, но они мало чем отличались от обычных общественных норм. Единственное, людей нетрадиционной ориентации сажали в отдельные камеры, то же было и с теми, кто сидел за преступления сексуального характера. С такими никто не общался. Насчет загадок про вилки, пики и все, что ниже пояса, могу сказать одно: это пришло с «малолетки», на взрослой зоне такое могут сказать только в шутку. Вилок, кстати, в зоне нет. То же самое можно сказать и о названии вафельных полотенец. На «малолетке» молодым заняться нечем, они и придумывают все эти «полотенца в клеточку».
— Пару мифов Вы развеяли, а как насчет определенного ритуала по заходу «в хату»?
— Да ерунда это все. Как в нее заходить — обычно, как еще! Зашел, поздоровался со всеми, представился, если есть чем угостить, поделился. Вот и все. Никаких там тестов и проверок в первый день. Обычно ты приезжаешь, зэки уже все про тебя знают.
— А как при всем этом режиме отмечали праздники?
— Один из самых грандиозных праздников для нас был Новый год. Дело в том, что если он наступил, значит сидеть осталось на год меньше. Тогда нам разрешали до часу ночи не спать, устраивали себе праздник как могли. Украшали все вокруг, фигурки изо льда делали во дворе. Готовили салаты из того, что в передачках нам посылали. Самым любимым лакомством был торт из печенья и сгущенки. Вместо шампанского делали коктейль — кофе заваривали крепкий, добавляли туда газировки и пили. Настроение поднималось.
— Вспомните Ваш самый тяжелый момент в заключении!
— Это было 17 июля, за десять дней до моего освобождения. Я пошел по расписанию позвонить родным, у меня на воле оставался маленький сын и бывшая жена. Набрал номер жены, хотел услышать сына. Но трубку взял сразу ребенок. Я стоял в будке, и меня как обухом по голове ударили — я понял, что сказать мне ему нечего. Что я мог сказать — что отец на зоне? Отец убийца? Постоял молча минуты две и он положил трубку. Больше я ни ему, ни жене не звонил. До сих пор с ними не общаюсь, стыдно.
— Как Вы помните день Вашего освобождения?
— Стояла жара страшная, помню, начал собираться, сидел уже «на чемоданах». И тут по громкоговорителю объявили мою фамилию. Я подошел к начальнику отряда, шли с ним по бесконечным коридорам, я даже не помню, куда меня вели и как. Потом выдали вольные вещи, в которых я приехал, переоделся. Так хотелось одному просто по улицам пройтись, попросил родных, чтобы не встречали. Но вышел, увидел маму, она меня домой позвала. Вот этот момент самый жуткий был, я будто на секунду во времени потерялся. Понял, что столько нервов ей потрепал, столько прошло лет, а она единственный человек, кто меня ждал.
— Что изменилось в Вашей жизни после срока? Колония действительно исправляет?
— Ни черта она не исправляет, человек сам себя должен исправить, сам себя воспитать и сделать. Я смог этого достичь спустя год после освобождения. Не скажу, что я святошей вышел и сразу все вредные привычки бросил, и сразу на работу пошел. Не было такого. Первые дни я беспробудно пил и спал. Напивался, ложился спать, дальше по кругу. Мама меня старалась вытаскивать, бутылки выбрасывала, вместо водки воду подливала. Работу найти не мог, никуда не брали из-за судимости, да и работать, как я тогда думал, за копейки, я не собирался.
— Чем Вы занимаетесь сейчас? Удалось устроиться в жизни?
— У меня все происходило через трудности. Мама вскоре умерла, я лишился всего. Пришлось как-то выживать самому. Друг помог с работой, устроил в котельную кочегаром, я там пить перестал. Пользуясь случаем, хочу сказать всем, кто сейчас стоит на грани совершения преступлений. Не надо вам, ребята, туда. Никакой тюремной романтики там нет. Только сломанная человеческая судьба.
За окном уже опустился вечер. Завершаем беседу с Константином. По дороге домой меня все еще не покидают мысли о том, как можно одним неверным шагом круто изменить всю свою жизнь.

Думаем, что многие удивятся, но Ведерников разменял уже шестой десяток. На прошлой неделе ему исполнился 51 год. Будущий бандит, убийца, писатель и фанат автомобилей (а в них он действительно разбирается хорошо) появился на свет в Чите 17 октября 1971 года. Учился в школе № 12. Жил в том же районе. Судя по собственным книгам, имел обычное такое пацанячье-советское детство. Его воспитывала улица.
В принципе, в этом ничего плохого нет — надо только вовремя соскочить. История знает огромное количество примеров, когда из дворовых хулиганов, шалопаев и драчунов в будущем вырастали достойнейшие и презирающие криминал люди. Пытался соскочить и Ведера. Сначала через спорт. Потом через отъезд из Читы. В 1989 году, после окончания техникума, он уезжает из Читы в Киев. На Украине он с несколькими перерывами и возвращениями в Забайкалье проживет 4 года, занимаясь в секции джиу-джитсу и участвуя в различных соревнованиях. Что интересно, это в России в те годы спортивных организаций по данному виду единоборств еще не было, а украинская секция была единственной в стране. В 1993 году она падет жертвой разрушительного ветра перемен лихих 90-х, которые на Украине были более страшным временем, чем в тогдашней России, и закроется, фактически вручив подавших надежды спортсменов в руки организованной преступности.
Собственно говоря, в мир криминала Ведера погрузился еще до отъезда из Читы. Как он пишет в книге «Зеркало», схема заработка тогдашних молодежных банд Читы была простой и прямолинейной, как полоски на костюме «Адидас». Гопники орудовали на вещевом рынке, где в ту пору поднимала голову частная, пока еще советская, торговля. «Работали» по нескольким схемам. Например, показывали продавцу пачку денег, потом отвлекали его, меняли деньги на бумажную «куклу» и исчезали в толпе с фактически украденной шмоткой, которую потом можно было выгодно продать. И продавали. Товарный дефицит-то в те годы был еще не преодолен.
При второй схеме один из молодчиков подходил к прилавку, брал оттуда фирменный кроссовок или ботинок и перебрасывал его через забор. Продавцу ничего не оставалось, как бежать за выброшенным товаром. Там его уже поджидала компания крепких молодых людей, которая вытрясала из начинающего кооператора всю имеющуюся наличность. Самым простым было попросить померить пуховик или кожаную куртку, а потом просто убежать, оставив хозяина товара на «попечение» остальных членов молодежной банды.
Деньги с таких гешефтов в карманы начинающихся гопников потекли по тем временам немалые. Вместе с этим появились и проблемы. Правоохранительная система на начинающих бизнесменов в те годы смотрела еще довольно косо. Зато бандиты торгашей опекали весьма плотно. Поэтому у юных раздолбаев периодически возникали проблемы с криминальной «крышей» своих жертв, представлявших собой первые зарождавшиеся преступные группировки Читинской области — «Осиновские», «Флягинские» и другие. Говоря по-простому, молодых раздолбаев крепко и недипломатично били.
Не уедь Ведера на Украину, он совершенно точно либо сел бы, либо сложил бы свою буйную голову еще до начала недоброй памяти лихих 90-х годов.

В Читу он окончательно вернется в 1994 году уже в совсем другой город, другое общество и другую жизнь. Стихийного бизнеса и шальных денег вокруг стало многократно больше, а порядка, наоборот, поубавилось. Рыбку в этой мутной воде ловили многие, главным образом молодые люди спортивного телосложения с крепкими кулаками и желанием рисковать для того, чтобы сорвать куш. В рэкет Ведеру позвал известный в то время криминальный авторитет Тороп, с которым он занимался в спортзале на стадион ЗабВО. Быстро втянулся. Потом, как он напишет в «Зеркале», «начались будни: коммерсанты со своими проблемами и вечными головняками из-за денег, разборки, стрелки, оперские кабинеты в Шестом отделе на Острове, где нас постоянно фотографировали и ставили на профилактический учет, началось все то, чем жили бандиты в 90-х».
Известно и даже задокументировано одно из преступлений, совершенное Ведерой четверть века назад. В 1997 году вместе с Андреем Дрюниным, который потом станет профессиональным киллером по кличке Дрюня, он решает ограбить продавца норковых шуб, которыми тогда активно торговали на Старом и Новом рынках. Узнав, что товар тот хранит в микроавтобусе, стоящем в обычном металлическом гараже в районе МЖК, они решают подкараулить, когда он поедет на рынок и выгонит авто на улицу. После этого мужчину надлежало насильно втолкнуть внутрь гаража, закрыв его на свой навесной замок. Товар они в итоге забрали, но пришлось пролить кровь. Причем свою. Торговец оказался бывшим десантником и оказал налетчикам серьезное сопротивление, нанеся Ведерникову серьезное ранение руки, шрам от которого виден до сих пор.
Примерно тогда же он стал и соучастником первого убийства, когда на пляже озера Кенон в обществе нескольких бандитов из группировки братьев Тороповых сначала забили камнями, а потом задушили дерзкого боксера-беспредельщика, едва не разгромившего подкрышное кафе.

Потом, после отъезда из Читы старшего Торопова, была самостоятельная криминальная карьера, когда у Ведеры появилась своя бригада, впрочем, еще не получившая бренд «Меценатовские». Ее сменила недолгая полуофициальная карьера автоперегонщика и перекупщика, когда вместе с пацанами из своей бригады Ведера гонял в Читу на продажу престижные иномарки с запада страны. К тому времени, к началу 2000-х, из колонии уже вышел Игорь Осинцев, которого будущий автор «Зеркала» еще в глаза не видел, но зато очень много слышал. Не обделенный харизмой Осина смог очень быстро подтянуть к себе Ведерникова и его людей, ловко воспользовавшись его конфликтом с Торопом-старшим. Так они стали друзьями, потом партнерами и подельникам. А потом Ведерников начал убивать по просьбе и в интересах группировки Осинцева. Десять лет свободной жизни. Потом громкое задержание. Долгое следствие. Досудебное соглашение. Суд за почти два десятка убийств. Красноярская зона.
История, как известно, сослагательных наклонений не терпит. Но, все-таки, могла ли пойти жизнь нашего героя по-другому? Наверное, могла. Тот массив криминальной информации, которым владеет «Вечорка», позволяет сделать вывод, что, несмотря на свой жесткий криминальный бэкграунд и реки пролитой крови, конченым беспредельщиком Ведеру не назовешь. Вступился же он за беременную жену своего друга, которую в ходе конфликта пнул в живот один из кавказцев. Негодяя, поднявшего руку (вернее, ногу) на будущую мать, покарали жестко, но понятно — сожгли все принадлежавшие ему киоски. Или не стал стрелять в Свирида, когда понял, что может задеть находящуюся с ним девушку. Совершенно очевидно, что, не растеряв в себе человеческое, при других жизненных обстоятельствах он мог вступить совершенно на другую дорожку. Например, надев погоны. Кстати, генерал Щеглов, до недавнего времени возглавлявший УВМД по Забайкальскому краю, или генерал Мурадов, новый командующий Восточным военным округом, тоже 1971 года рождения, а значит, росли в ту же историческую эпоху, что и Ведера, при схожих жизненных обстоятельствах. Но прошлого не вернешь. Точка невозврата осталась в далеких 90-х. Произошло то, что произошло.

Подъем, начавшийся в последние десятилетия в странах незападного ареала во главе с Китаем, трудно определить иначе, чем «тектонический сдвиг» новейшей истории. Нынешний рост Китая знаменует собой окончание пяти столетий мирового доминирования Запада.
Одновременно мы наблюдаем агрессивное стремление Запада блокировать подъем незападного мира за счет стратегического сдерживания Китая и России. Противостояние Китая и Запада во главе с США — главный нерв мировой политики, чтобы мы о себе, братцы, ни думали.
Вот, что творится в мире, как сказал в отчетном докладе съезду Председатель КНР и самый главный в мире китаец Си Цзиньпин, «в ключевой момент, когда наша партия и многонациональный народ страны отправились в новый великий поход к всестороннему строительству модернизированного социалистического государства».

Правящая Коммунистическая партия Китая успешно провела свой ХХ съезд, который, как и ожидалось, завершился назначением председателя Си Цзиньпина на очередной пятилетний срок в качестве верховного лидера и перетасовкой в его пользу кадров в ЦК и Политбюро. 69-летний Си Цзиньпин имеет три ключевых должности: генеральный секретарь Коммунистической партии, председатель Центрального военного совета и председатель КНР. Никто не сомневается, что он сохранит пост председателя КНР на ежегодном Всекитайском собрании народных представителей в марте 2023 года.
Около 2300 членов партии, а в ней 96 миллионов человек, собирались со всей страны, в основном за закрытыми дверями, в Большом зале народных собраний на площади Тяньаньмэнь в Пекине на съезд, который проводится раз в пять лет и обычно длится около недели. Утром в субботу делегаты избрали в элитный Центральный комитет партии около 200 полноправных членов с правом голоса, а также около 170 кандидатов из предварительно отобранного пула. Та часть завершающего заседания ХХ съезда, во время которой утвердили новый состав Центрального комитета КПК и состав Центральной комиссии по проверке дисциплины, прошла в закрытом режиме. Вообще, Китай весьма закрытая страна.
Затем, в воскресенье, состоялся первый пленум ЦК 20-го созыва. Пленум выбрал из своего состава 24 члена Политбюро (и ни одной женщины, а зря). Наиболее пристальное внимание было приковано к формированию нового Постоянного комитета Политбюро из семи человек, высшего эшелона партии и, по сути, органа власти в соседней стране, состоящего в настоящее время из семи членов.
Перестановки в высших эшелонах структуры власти Китая были довольно существенными, в результате были назначены люди Си Цзиньпина, которые и будут определять политику китайской супердержавы — экономическую, дипломатическую и социальную — на следующие пять лет. Прошу прощения за то, что сейчас последует некоторое число китайских имен собственных, но давайте, братцы, потерпим, ничего не поделаешь.

Из высшего состава китайского руководства были выведены люди, как считается, близкие бывшему председателю КНР Ху Цзиньтао, — у них были общие годы в китайском комсомоле. Считается — потому что толком никто ничего не знает. Но все видели: самого Ху Цзиньтао сначала под руки привели в президиум съезда. 79-летний политик сидел на почетном месте по левую руку от генсека КПК Си Цзиньпина. Возможно, во время выборов членов ЦК что-то пошло не так, может, просто поволновался человек, а он ведь не мальчик.
Ху Цзиньтао при помощи двух молодых людей, которых в западных СМИ называют стюардами, покинул президиум. Картинка очень выразительная — Ху Цзиньтао выводят под руки. Я не знаю, что там у них получилось. 2300 депутатов, думаю, знают, но они нам не скажут. Китайцы же. Соответствующее видео в западных соцсетях было почти без звука, поэтому можно, думаю, в этом месте ставить известную музыку Дм. и Дан. Покрасс на слова М. Исаковского: «Уходили, расставались, покидая тихий край. Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай».
И родная пожелала: во-первых и в главных, уходит протеже Ху Цзиньтао Ли Кэцян, который в качестве премьер-министра курировал вторую по величине экономику мира. Кстати, когда Ху Цзиньтао выводили из президиума, он таки на прощание похлопал Ли Кэцяна по плечу. Фактический уход премьера Ли произойдет в марте будущего года, как того требует конституция Китая, после 10 лет пребывания на премьерской позиции, второй по значимости в Поднебесной. Некоторые аналитики указывали, что он может остаться в Постоянном комитете Политбюро, возможно, в качестве главы парламента, третьего по значимости поста в Китае.
Но не судьба, похоже, товарищ Ли полностью уходит из большой политики: «И родная отвечала: Я желаю всей душой, — если смерти, то — мгновенной, если раны — небольшой», — его не избрали в ЦК. Хотя в свои 67 лет он моложе Си Цзиньпина и в возрасте, который ниже неофициального пенсионного уровня для китайских лидеров его уровня. По негласному правилу «7-вверх, 8-вниз» вопрос выхода на пенсию с высоких партийных постов решается на рубеже 67-68 лет. 7-вверх, то есть, в 67 лет еще можно успеть переизбраться, 8-вниз — если на момент перевыборов исполнилось 68, то уже пора на покой. Си Цзиньпину, правда, уже 69, и покой ему, похоже, только снится. Как данное обстоятельство осмыслила в свое время наша великая русская культура, это возраст, у кого надо возраст.
Предположительно, Ли Кэцян был единственным человеком в постоянном комитете Политбюро, который мог себе позволить возражать Си Цзиньпину. Если так, то это можно рассматривать как усиление позиций Си Цзиньпина, его власть стала почти абсолютной. Хорошо ли это для Китая, России и нас, многогрешных, узнаем в течение ближайших пяти лет.

Вот официальные лица, которые будут управлять Китаем, в порядке их значения:
Си Цзиньпин, 69 лет. Чтобы остаться у власти, ему потребовалось отказаться от фактического пенсионного возраста в 68 лет, что подчеркнуло готовность партии связать свое будущее с самым могущественным лидером со времен Мао Цзэдуна. Си открыл партийный съезд вызывающей речью, пообещав реализовать свой план по восстановлению места Китая среди великих держав. Западные аналитики не без опаски говорят, что нынешние изменения в политической структуре партии — и отсутствие явного наследника — позволяют ему править Китаем долгие годы.
Ли Цян, 63 года. Вероятный пост — премьер-министр, когда Ли Кэцян уйдет в отставку в марте.
Чжао Лэцзи, 65 лет. Возглавлял борьбу с коррупцией, которая за последние пять лет заодно уничтожила и политических соперников Си Цзиньпина. Предполагаемый пост — глава Всекитайского собрания народных представителей (парламента) КНР.
Ван Хунин, 67 лет. Теоретик партии, соавтор концепции «Китайской мечты». Предполагаемый пост — глава Народного политического консультативного совета Китая, совещательного органа при руководстве КНР Китая.
Цай Ци, 66 лет. Новая должность — руководитель секретариата ЦК КПК, курирующий идеологию и текущие дела партии.
Дин Сюэсян, 60 лет. Вероятная должность — исполнительный вице-премьер КНР.
Ли Си, 66 лет. Новая должность — председатель Центральной комиссии Коммунистической партии Китая по проверке дисциплины, будет бороться с коррупцией и злоупотреблениями в рядах КПК.

На основании материалов съезда предположить мы можем следующее:
1. Внешняя политика — путь столкновения с Западом: из речи Си Цзиньпина «становится ясно, что он лидер страны номер два в мире; он хочет изменить мировой порядок. Таким образом, столкновение Китая с США будет усиливаться. Я не вижу никакой возможности снижения напряженности», — цитирует Bloomberg Альфреда Ву, доцента Национального университета Сингапура.
Китай видит ограничения встраивания в глобализацию по американским правилам, пик взаимной интеграции с Западом пройден. Тайвань — это инструмент сдерживания. Очертя голову Китай на войну не пойдет. В течение ближайших пяти лет Китай будет пытаться проплыть между Сциллой — «дать «пиндосам» по рукам больно, но не смертельно», и Харибдой — «сначала реальные импортозамещение и неуязвимость золотовалютных запасов, потом острый конфликт».
Где тут Россия? Россия — тыловая позиция для Китая, а тыловая позиция в понимании Китая должна быть: 1) стабильной и 2) слабой. Она очень важна, но не до такой степени, чтобы из-за нее залезть под вторичные санкции США.
2. Общее процветание — Си Цзиньпин ясно дал понять, что справедливость и борьба с неравенством по-прежнему стоят высоко в списке приоритетов. «Общее процветание по-прежнему подчеркивается. Это означает, что политическая цель перераспределения доходов и богатства по-прежнему является среднесрочной целью», — цитирует Bloomberg Лю Пейцяня, главного экономиста Natwest Markets по Китаю.
3. Технический рывок — нам предстоит увидеть, смогут ли США отрезать Китай от развития передовых технологий, хватит ли у пиндосов сил вырезать Китай из многих глобальных производственных цепочек. Это большой вопрос. Последние принятые в начале октября в США решения ограничить доступ Китая к технологиям полупроводников именно и являются попыткой такого «вырезания». Китай же, со своей стороны, стремительно наращивает вложения в науку и технику, сейчас они достигли 2,44% от объема ВВП. И многое будет зависеть от способности руководства проявлять гибкость в политике.
4. Армия — председатель КНР Си Цзиньпин призвал ускорить создание вооруженных сил мирового класса, возможно, эта задача будет выполнена к 2027 г. Согласно подсчетам Reuters, в полном отчете о работе Си использовал термин «безопасность» 89 раз по сравнению с 55 разами в 2017 году. «Послание для Соединенных Штатов состоит в том, что Китай собирается делать свое дело. Послание остальному миру состоит в том, что Китай останется могущественным и потенциальным партнером, особенно для развивающихся стран», — цитирует Bloomberg Нила Томаса, аналитика по Китаю в Eurasia Group.
5. И в завершение давайте процитируем известного китаеведа, профессора факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Сергея Цыплакова. На фоне легиона надувающих щеки российских «экспертов» по Китаю Сергей Сергеевич — один из немногих, кто понимает эту страну:
«Протекающее на наших глазах острое соперничество между Китаем и США, с моей точки зрения, не стоит воспринимать как идеологический конфликт между автократией и демократией, оно является не чем иным, как борьбой за доминирование в мире, если хотите, то за передел мира. И в этой борьбе соперники достойны друг друга».

Спустя восемь часов мы приехали в нашумевший Харауз. Первое, что бросилось нам в глаза, — покосившийся домишко в середине села. В нем живет наш читатель Виктор Селин. Пенсионер не может найти покоя в крохотной деревушке — ему каждый день приходится просыпаться под звуки взрывов, а засыпать, задыхаясь угольной пылью.

Мужчина рассказал нам о домике, который трясет почти каждый день. Он стоит буквально в нескольких метрах от месторождения.
Виктор Селин объясняет: «Я ходил к начальству «Никольского», они мне предложили квартиру в Улан-Удэ. Но я не за себя трясусь, мне уже лет много. У нас дети в селе есть, как раз на окраине и живут несколько многодетных семей. Они этой пылью дышат каждый день».
К ним мы и направились. Неподалеку от «Никольского» живет бабушка с тремя внуками. Деревянный домик уже просел от времени, а от постоянной тряски расходятся бревна. Заходим внутрь, и нас сразу же встречают по-деревенски, по-народному. Громкоголосая старушка предлагает нам чаю и начинает рассказывать.
— Мы живем здесь давно. Раньше было еще более-менее, но как начали взрывать — мы как на пороховой бочке. Вот посмотри в окно, ничего не видишь? — возмущается Татьяна Шолохова.
— Нет, только доски во дворе, а что? — не понимаю я.
— А года два назад там баня была. Вот как они тогда бахнули, так банька и сложилась пополам. Думала, сама в живых не останусь и детишек угроблю, — сетует старушка.
Не только баня из-за взрывов исчезла с лица земли. В доме у Татьяны Николаевны потрескались окна. Зимой продувает каждую щелочку, бабушка старается сделать для внуков уют и тепло, она закрывает щели то старыми тряпками, то скотчем. По дому бегают трое ребятишек, старшему всего 11 лет от роду. Рыженький мальчик постоянно кашляет.
— Вот, опять на улице побегал! Вчера взорвали, он гулять пошел вечером, приходит, и всю ночь кашель. Да такой, что иногда страшно становится, не задохнулся бы. И так постоянно! К врачам водила, говорят, аллергия на угольную пыль появилась. Я его лечу и народными средствами, и лекарствами, толку нет. Как на улицу выйдет — все. Мы не за себя просим, детей жалко, — жалуется седовласая женщина.
Детишки в Хараузе с малолетства знают, что такое машина БелАЗ и как она выглядит. Малышка Уля подходит ко мне и показывает крохотными пальчиками в окно, вид из которого выходит прямо на месторождение.
— Смотри, а там опять БелАЗы ездят, наверное, снова будут бомбить, — рассказывает Ульяна.

Из окна четко видно, как проезжают в нескольких метрах огромные желтые грузовики, а угольная пыль расходится от них в подарок всему селу. Татьяна понимает, что я готова ее выслушать, и продолжает свой рассказ.
— Знаешь, страшно детям. У меня аж сердце замирает. 11-летний прям до истерики доходит, когда грохот этот слышит. Ульянка каждый раз за меня хватается и кричит, что война началась, убегать надо. Ну еще один ребенок, он из комнаты почти не выходит, он у меня скрытный, все в себе переживает, Ульянку вот успокаивает иногда, — говорит жительница окраины.
Раньше в доме была большая русская печь. Она развалилась от постоянной тряски, и семье пришлось поставить маленькую голландку. Но и та по швам трещит. Видно, что еще пару взрывов — и все, пиши пропало. Чем будет отапливаться многодетное семейство? «Никольское» его знает!
Ульяна стоит возле печи как на руинах своей маленькой, но уже такой насыщенной жизни. Девочка постоянно прибивается к старшему брату. Затем она подходит ко мне и смотрит глазами, повидавшими виды.
— Тебе сколько лет? — спрашиваю.
— Я во втором классе уже учусь. Мне восемь, — отвечает девчушка.
— Давно у вас взрывают?
— Я не помню, но почти каждый день. У нас даже школу трясло! Мы сидели на английском, взорвали, и в школе портреты со стен полетели, — рассказывает Ульяна.
— Сильно испугались?
— Конечно! Я боюсь, когда оно грохочет все. Мне кажется, что сейчас дом рухнет, и мы с бабулей на улице останемся, — взволнованно отвечает малышка.
Ничего не напоминает? Например, рассказы детей войны. Или же жизнь донецких ребят, которые в военное время вынуждены прятаться в подвалах при бомбежках. Напоминаю, мы все еще находимся в мирном забайкальском селе.

Не только дома страдают от постоянных взрывов. Пострадал недавно и без того ветхий ФАП. У него недавно был, наверное, юбилей, лет 50 с момента постройки. И простояло бы еще столько же целым и невредимым здание ФАПа, если бы не добыча угля. От взрывов здесь выпало окно. Виктор Селин показал нам, где это находится. Мы подъехали к старому кирпичному зданию. Окна у него все на месте, но одно из них заменено.
— Вот с другой стороны двора как-то раз вывалилось окно. Медики в шоке были, не знаю, как они там работают, — рассказывает активный пенсионер.
ФАП оказался уже закрытым, но трещины на самом здании и лопнувшие новые окна показывают всю картину разрушений. В этом самом здании медики оказывают помощь больным. Не исключено, что в один из приемов пациент может получить не лечение, а дополнительные травмы. А может и вовсе до кабинета не дойти, смотря когда на «Никольском» вновь взорвут.
Напротив медпункта стоит детский садик. На площадке гуляет группа из трех детишек. Захожу в сад, чтобы узнать, не боятся ли воспитатели за своих юных воспитанников. Сразу же встречаю осуждающие взгляды, но все равно задаю вопрос.
— Как на детском саду отражаются взрывы?
— Никак. Наши мужья там работают, — хихикает воспитательница.
За ней подошла и заведующая садом, она рассказала, что изменения действительно есть. Женщинам пришлось поменять плафоны, боялись, что кому-нибудь на голову упадет. Кирпичики в здании отваливаются начиная со второго этажа. Пространство под окнами выглядит, как сделанное рукой не самого умелого каменщика. Половина кирпичей валяется где-то во дворе сада. На фасаде они, естественно, отсутствуют.
Разговаривать с нами сотрудники детского сада не очень-то и хотят. Поэтому отправимся к «тетехе», как называют его местные, на самом деле — к главе поселения Юрию Фомичу Прохорову. Встретили мы его в четыре часа дня возле здания администрации. На тот момент он уже собирался закончить свой рабочий день, который должен длиться до пяти часов вечера. Но на крыльце мы остановили его, от камеры глава долго отворачивался и убедительно просил не снимать его.
— Как Вы можете прокомментировать взрывы в селе? Вас все устраивает? — спрашиваю.
— Ну, вы с местными сплетниками связались. У «Никольского» все документы в порядке, — убегая, говорит Юрий Прохоров.
Подхожу на шаг ближе к нему и задаю еще один вопрос.
— То есть лично Вас взрывы не беспокоят?
— А что они меня беспокоить должны? Они пять миллионов тонн угля добывают за полгода, — пятясь назад, отвечает глава.
На следующие вопросы он отвечать не планирует. Глава поселения меняет серую шубку чиновника на белую — гражданского человека. Он убегает в сторону, заявляя о том, что рабочий день у него закончился. Ответственности за жизнь народа их слуга, по всей видимости, не испытывает никакой.

Раз диалога с главой не вышло, то поедем убеждаться в том, что добыча угля рядом с жилыми домами действительно влияет на людей. Не будем голословны, направляемся к месторождению «Никольское». По дороге пыль стоит столбом, проехать на машине дальше — огромный риск. Поэтому идем пешком. Проходим пару метров от машины, и дышать становится трудно. Кажется, будто пыль попадает в легкие по самое не хочу.
На подходе к месторождению я уже начинаю кашлять и задыхаться от пыли и дыма. Взрыва пока не было, как нет на месте и руководства. Простых рабочих спрашивать бессмысленно. Вряд ли они станут говорить горькую правду о вреде угольной пыли, ведь могут лишиться работы, с которой в селе и так беда. Школа, детский сад и один магазин — все места работы для людей.
Подойти к месторождению вплотную у нас не вышло, слишком много дыма. Одежда вся почернела от копоти.
Нарушения видны невооруженным взглядом. По закону месторождение должно находиться в 5-8 километрах от населенного пункта. От Харауза до «Никольского» нет и километра. Это, по словам сельчан, зафиксировали специальные службы. Никаких мер принято не было, а позже выяснилось, что домов, которые стоят на окраине, нет в планах. Хотя эти самые домишки были построены задолго до открытия «Никольского». По всем документам руководство — чистые, честные люди. Картина наяву, факты и простой народ мало кого интересуют. Людям остается только ждать следующих взрывов и запасаться противогазами, иначе есть огромный риск умереть от рака.
Возвращаясь обратно, все влияние «Никольского» сложно не заметить. После выезда из села я еще долго не могла отдышаться. И почти всю ночь просыпалась от нехватки воздуха. Не думаю, что подобные мучения сельчан равноценны добыче угля и тем деньгам, которые за него получает руководство «Никольского». И выход есть, сами жители Харауза нашли его. Они просят отселения из опасного села.